Вклад Мартина Харриса
К 1827 году Мартин Харрис обустроил себе комфортную жизнь в Пальмире, Нью-Йорк1. За последние четырнадцать лет он приобрел 130 гектаров пахотной земли, своим трудолюбием и прогрессивными идеями заставил их приносить прибыль и выстроил красивый деревянный дом2. В 1808 году он заключил брак с Люси Харрис, и у них родилось пятеро детей, трое из которых дожили до зрелого возраста. Талант и преуспевание Мартина не прошли незамеченными для его соседей, которые считали его «трудолюбивым, усердным фермером, проницательным в деловых расчетах, бережливым в своих привычках и… достигшим процветания в этом мире»3.
Теперь же ему было 45 лет, и он наслаждался плодами своих трудов и уважением ровесников. Мартин даже подумывал о том, чтобы нанять работников, которые могли бы заботиться о его ферме на протяжении нескольких месяцев, пока он будет путешествовать. Однако едва он начал планировать свою поездку, его навестила Люси Мак Смит и принесла захватывающие новости.
Бо́льшая часть этой истории уже была известна Мартину Харрису: Джозефу Смиту явился Ангел и сообщил о существовании летописи на древних металлических листах, сокрытых в холме недалеко от его дома. Три года Джозеф был наготове и ждал.
Теперь же Люси Смит принесла Мартину вести о том, что ее сын, наконец, получил листы от Ангела и собирался начать работу по их переводу. Джозеф и его семья не могли позволить себе заплатить за издание перевода, а вот Мартин Харрис – мог. Люси Мак Смит спросила Мартина, не желает ли он приехать навестить Джозефа. Тот согласился, и его супруга, Люси Харрис, тоже потребовала взять ее с собой.
Судя по всему, Джозеф Смит считал Мартина Харриса своим другом. Прежде он уже доверился Мартину, рассказав ему о явлении Ангела и существовании листов. Очевидно, Мартин тоже видел в нем друга; он нанял Джозефа Смита на поденную работу на своей ферме и обрел в нем надежного товарища.
Однако, несомненно, в нем жили и некоторые сомнения. Позднее в одном интервью он сказал, что, впервые услышав историю о листах, он посчитал, что Джозеф и его друзья-кладоискатели просто-напросто нашли старинный медный чайник. Но Мартин все же был человеком набожным. Некоторые даже считали его суеверным, пренебрежительно называя его за глаза «прозорливцем-фанатиком»4. Возможно, именно открытость к проявлению сверхъестественного в повседневной жизни позволила ему, по крайней мере, задуматься над притязаниями Джозефа. Люси Харрис сдержала обещание немедленно навестить Джозефа и даже предложила лично оказать ему финансовую помощь в переводе листов. Мартин, тем не менее, держался в стороне: возможно, ему требовалось время для размышлений.
Осенью и в начале зимы враждебно настроенные соседи несколько раз попытались украсть у Джозефа листы. Не зная, чего ожидать, тот решил вместе с женой, Эммой, перебраться домой к ее родителям в Хармони, штат Пенсильвания. Какой бы ни была причина колебаний Мартина, в итоге он пришел к выводу, что нужно помочь Джозефу. Они встретились в таверне в Пальмире, и Харрис дал ему пятьдесят долларов серебром и сказал: «Эти деньги я даю тебе, чтобы ты исполнил работу Господа»5. Когда Джозеф стал настаивать на том, чтобы эти деньги были записаны ему в долг, Мартин снова повторил свое намерение предоставить эти средства безвозмездно.
Тем временем Люси Харрис начала сомневаться в истинности истории Джозефа, вероятно из-за его твердой решимости никому не показывать листы. Из-за этих подозрений она начала обижаться на возрастающий интерес Мартина к работе Джозефа и помощь ему. Отношения между Мартином и его женой и без того были напряженными, и теперь поддержка, которую он оказывал Джозефу Смиту, только усугубляла ситуацию.
«Я не могу читать запечатанную книгу»
Вскоре после того, как Смиты прибыли в Хармони, Мартин нанес им визит и выразил желание помочь Джозефу. Он предложил отправиться в Нью-Йорк с изображениями нескольких символов с листов, чтобы показать их ученым. Вероятно, ему хотелось получить дополнительное подтверждение аутентичности листов или он, возможно, думал, что полученные отзывы помогут собрать деньги на публикацию перевода. Как бы то ни было, он настаивал, что на ту поездку его вдохновляет Господь.
В то время ни Джозеф, ни Мартин ничего особо не знали о языке, на котором были написаны листы. Они знали только то, что Ангел Мороний сказал Джозефу: это были древние американские записи. Поэтому вместо того, чтобы искать ученого со знанием египетского языка (Джозеф позднее узнал, что язык на листах назывался «измененным египетским»), Мартин посетил нескольких ученых, увлекающихся антикварными вещами, особенно американского происхождения6.
Он уехал в феврале 1828 года и по дороге в Нью-Йорк остановился в Олбани, чтобы посетить Лютера Брэдиша, который прежде жил в Пальмире и доводился другом его семье. Он много путешествовал по всему Ближнему Востоку и Египту. Мартин хотел спросить его совета о том, к кому лучше обратиться по поводу перевода. Далее он отправился в Нью-Йорк, чтобы посетить Самуила Л. Митчелла, лингвиста и одного из ведущих ученых по древней американской культуре. Изучив символы, Митчелл, очевидно, отправил Мартина к Чарльзу Антону, молодому профессору грамматики и лингвистики в Колумбийском колледже. Антон собирал для публикации истории об американских индейцах и их диалекты и жаждал осмотреть документ, принесенный Мартином.
Мартин сказал, что Антон объявил символы подлинными, пока не узнал, как Джозеф Смит приобрел их. Он посоветовал Мартину принести ему листы. Мартин отказал, и Антон ответил, цитируя стих из книги Исаии: «Я не могу читать запечатанную книгу». Хотя позже Антон отрицал детали рассказа Мартина об их встрече, мы знаем вот что: Мартин вернулся из своей поездки к ученым на Востоке США уверенным более, чем когда-либо, что Джозеф Смит призван Богом, и что листы и символы на них имеют древнее происхождение. Он и Джозеф рассматривали визит к Антону, как исполнение пророчества Исаии (также упомянутое и в самой Книге Мормона) о «запечатанной книге, которую подают умеющему читать книгу и говорят: ‘прочитай ее’ и тот отвечает: ‘не могу, потому что она запечатана’»7.
«Заградить уста глупцам»
Весной и в начале лета 1828 года Мартин служил писарем для юного провидца, пока тот диктовал перевод. Хотя этот процесс, должно быть, казался ему чудом, Мартин все-таки оставался начеку, опасаясь обмана. Однажды он подменил камень провидца Джозефа другим камнем, чтобы проверить, заметит ли Джозеф разницу. Когда Джозеф не смог продолжать перевод, Мартин сознался в своем поступке и вернул ему камень провидца. Когда же Джозеф спросил, с какой целью он это сделал, Мартин объяснил, что хотел «заградить уста глупцам, которые ему сказали, будто Пророк заучил предложения наизусть и просто повторяет их»8.
В отличие от Мартина, который уверовал в происходящее с изрядной долей искренности, его жена сильно озлобилась. Люси Харрис заботило – и ее можно понять, – что, помогая с публикацией книги, Мартин шел на довольно серьезный финансовый риск, что соседи будут смеяться над участием ее мужа в деле, которое они считали мошенническим, и что Мартин просто не принимает в расчет ее чувства. Ее также оскорбляло, что Джозеф противостоял любой ее попытке увидеть листы, и она непрестанно досаждала Мартину с просьбой показать ей какое-нибудь подтверждение способности Джозефа переводить.
Чтобы как-то успокоить Люси, Мартин попросил Джозефа «вопросить Господа через Урим и Туммим», может ли он «взять писания домой и показать их»9 своей жене и другим людям. Джозефу хотелось исполнить просьбу Мартина, потому что тот проявил к нему товарищеское расположение, «когда, казалось, на земле не осталось ни одного друга, готового поддержать или посочувствовать»10.
Джозеф задал вопрос от имени своего друга. «Ответ, – сказал Джозеф, – был отрицательным. Мартин не удовлетворился этим ответом и попросил меня вновь обратиться к Господу. Я так и сделал – и вновь получил отрицательный ответ. Все же он не мог смириться и настаивал, чтобы я еще раз вопросил Господа. Он много раз уговаривал меня об этом, так что я снова вопросил Господа, и мне было дано разрешение, при некоторых условиях»11. Мартин должен был показать переведенные страницы только своей жене, родителям, брату и его жене.
Воспрянув духом, Мартин вернулся домой со страницами манускрипта и показал их своей супруге. Однако он обращался с драгоценной рукописью не столь аккуратно, и вскоре она пропала. Как именно это произошло, можно только гадать. Один из самых распространенных слухов состоит в том, что Люси вытащила страницы из секретера Мартина и сожгла их, хотя отрицала свое участие в их исчезновении. Некоторые, включая Джозефа Смита, подозревали Люси Харрис или других людей в сговоре.
Мартин приложил все усилия к тому, чтобы найти рукопись, боясь даже представить себе, как он будет признаваться Джозефу в случившемся. Он даже «вспорол матрасы и подушки», но безрезультатно. Когда несколько недель спустя Джозеф приехал домой к родителям, горя желанием узнать новости, Мартин без особого энтузиазма прошагал пять километров пути до дома Смитов в Манчестере. К дому он подходил «медленно и размеренно, опустив глаза и не поднимая взгляда от земли». Приблизившись к воротам, он не стал их открывать, но влез на забор и некоторое время сидел там, надвинув шляпу на глаза»12.
Наконец он вошел и, не испытывая никакого желания есть приготовленный для него ужин, вскоре «обхватил голову руками и страдальчески воскликнул: ‘Ох, погубил я свою душу!’»13. Джозеф сразу же понял, что произошло. Он потребовал, чтобы Мартин вернулся домой и еще раз поискал рукопись, однако Мартин категорично ответил, что дальнейшие поиски бесполезны.
Изможденный и разочарованный, Джозеф вернулся в Хармони и, удалившись на некоторое расстояние от дома, стал молиться о милости. Явился ангел и снова передал Джозефу Урим и Туммим, или истолкователи, которые Джозеф прежде получил вместе с листами, но потерял из-за того, что «утомил Господа своими просьбами позволить Мартину Харрису взять с собой писания»14. Применив Урим и Туммим, Джозеф получил самое первое из откровений, оригинал рукописи которого дошел до нас.
Откровение, сейчас известное как Учение и Заветы 3, содержало такой упрек Джозефу: «Как часто ты преступал заповеди и законы Божьи и продолжал поддаваться убеждениям человеческим. Ибо вот, ты не должен был страшиться человека больше, чем Бога». Однако в нем было и кое-что обнадеживающее: «Но помни, что Бог милостив; а потому, покайся в том, что ты сделал против повеления, которое Я дал тебе, и ты всё ещё избран и снова призван к этому делу»15.
«Я открою его взору»
Долгие месяцы Мартин Харрис провел у себя дома в Пальмире, страдая из-за утраты рукописи. Он также с болью узнал, что его жена и другие люди старались дискредитировать Джозефа Смита и выставить его мошенником, всего лишь охотившимся за деньгами Мартина. Мучительно ища примирения, в марте 1829 года он навестил Джозефа Смита в Хармони и принес ему новости об этих тревожащей его деятельности.
К облегчению Мартина, Джозеф обрел прощение Господа и готовился возобновить работу над переводом. Мартин еще раз спросил Джозефа о привилегии увидеть листы. Ему было нужно непоколебимое свидетельство о том, что «у Джозефа было все, об обладании чем он свидетельствовал», – вероятно, чтобы усмирить свои давние сомнения и помочь ему убедить Люси. Джозеф получил для Мартина откровение, которое сегодня приводится в Учение и Заветы 5. В нем Господь открыл, что будет призвано трое свидетелей, которые увидят листы и будут свидетельствовать о них. Затем, к радости Мартина Харриса, Господь обещал ему: «Если он преклонится передо Мной и с искренним сердцем смирит себя в могучей молитве и вере, тогда Я открою его взору то, что он желает увидеть». Откровение также указывало на то, что подлинность книги будет подтверждать ее содержимое, а не листы, и что многие не поверят, даже если Джозеф Смит «покажет им все»16.
Работа над переводом возобновилась 5 апреля 1829 года, когда к обязанностям писаря приступил только что прибывший Оливер Каудери. Джозеф и Оливер начали с того места, где остановились Джозеф и Мартин – в начале книги Мосии. Однако в мае, когда они приближались к тому, что сейчас содержится в конце Книги Мормона, их стал волновать вопрос, следует ли заново переводить потерянную часть текста. В ответ на этот вопрос Господь дал Джозефу Смиту еще одно откровение, которое сейчас записано в Учение и Заветы 10. Это откровение подтверждает опасения Джозефа насчет сговора: «Вот, сатана вложил в их сердца замысел: изменить слова, которые ты велел записать». Но Господь заверил Джозефа, что Он уже давно подготовил выход из положения. Джозеф получил наказ не переводить утраченный фрагмент, а заменить его переводом «листов Нефия», которые охватывали тот же временной период. Таким образом Господь намеревался расстроить планы заговорщиков и ответить на молитвы древних нефийских летописцев, которые желали, чтобы эти писания «были открыты этому народу»17.
«Мои глаза видели»
Когда работа над переводом близилась к завершению, Мартин, вместе с Оливером Каудери и Дэвидом Уитмером, стали умолять Джозефа оказать им честь стать тремя обещанными свидетелями листов. Джозеф еще раз вопросил Господа и получил откровение, которое сейчас приводится в Учение и Заветы 17. В нем каждому из этих мужей обещано, что они станут свидетелями листов, если будут «уповать на слово Мое» со «всем устремлением сердца»18.
Несомненно, Мартин Харрис испытывал эйфорию из-за того, что ему будет дозволено увидеть листы, но в июне 1829 года, когда эти трое мужей попытались помолиться о том, чтобы Ангел показал им листы, у них сначала ничего не получилось. Мартин испугался, что «именно его присутствие было причиной того, что мы не могли получить желаемого нами». Он ушел, и тут же явился Ангел и показал Уитмеру и Каудери листы. Джозеф отправился на поиски Мартина и нашел его неподалеку. Он молился в одиночестве, и Джозеф присоединился к нему. Вскоре он получил явление, которого так долго ждал. Увидев листы своими глазами, он вскричал: «Довольно! Довольно! Мои глаза видели! Мои глаза видели!»19.
«Я повелеваю тебе не желать своего собственного имущества»
Подбодренный этими чудесными и укрепляющими веру событиями, Мартин обновился в решимости оказать финансовую поддержку публикации Книги Мормона. Джозеф Смит обратился к нескольким типографам в Пальмире и Рочестере, штат Нью-Йорк. Он надеялся убедить Эгберта Б. Грандина из Пальмиры напечатать книгу, и все переговоры Мартин взял на себя. Грандин оценил издание небывало большого тиража в пять тысяч экземпляров в три тысячи долларов, однако, отказался покупать шрифты или начинать работу до тех пор, пока Джозеф или Мартин «не пообещают гарантировать оплату публикации»20. Для этого Мартину пришлось бы, по существу, расстаться со всей своей законной собственностью.
Этот момент принятия решения стал проявлением глубокого доверия Мартином Харрисом Джозефу Смиту и его веры в Книгу Мормона. В поисках руководства он обратился к Джозефу, который получил еще одно откровение. В этом откровении, сегодня известном как Учение и Заветы 19, Мартин получил следующий наказ: «Я повелеваю тебе не желать своего собственного имущества, а щедро уделять на печатание Книги Мормона»21. 25 августа 1829 года он заложил свою собственность Грандину в качестве оплаты публикации книги. Соседи были поражены тем, что их здравомыслящий товарищ «оставил возделывание одной из лучших ферм в округе»22 ради оплаты этой публикации.
Сначала Мартин надеялся вернуть себе заложенную ферму, получив деньги с продажи экземпляров Книги Мормона. В январе Джозеф Смит подписал с Мартином соглашение, предоставляющее ему «равную привилегию»23 на продажу экземпляров Книги Мормона, пока он не окупит затраты на ее издание. Он начал продажу в марте 1830 года, как только она вышла. К сожалению, продажа шла не так бойко, как планировалось.
Говорят, что в марте 1830 года Джозеф Смит встретил Мартина Харриса недалеко от Пальмиры. Тот был в смятении. По словам Джозефа Найта, у Мартина при себе было несколько экземпляров Книги Мормона. Он сказал: «Книги не продаются, потому что они никому не нужны». И обратился к Джозефу: «Я хочу получить наставления». Ответ Джозефа напомнил Мартину о полученном ранее откровении: «Исполняй те, что у тебя уже есть». «Но я просто обязан получить наставления», – повторил Мартин24.
Других наставлений он так и не получил25. Однако подчинившись прежнему откровению, Мартин в конечном итоге продал соответствующую часть своей собственности, чтобы выплатить долг. Так он стал фигурой, оказавшей самую значимую финансовую поддержку Книге Мормона, а с нею – всей Церкви. Ни один из юных и не столь обеспеченных товарищей Джозефа Смита не смог бы внести столь ценный вклад.